Происхождение осетинских фамильных имен Cærazontæ и Æghuzatæ II Литературная Осетия, 1982, № 69. То же // ИТ, 1.

Происхождение осетинских фамильных имён СÆRAZONTÆ И ÆGHUZATÆ

(Абаев В.И.)

Согласно осетинским народным преданиям, все осетины делились в древности на пять фамилий:

Sidæmontæ «Сидамоновы»,
Cærazontæ «Царазоновы»,
Æghuzatæ «Агузовы»,
K’usægontæ «Кусагоновы»,
C"æxiltæ «Цахиловы».

Все современные осетинские фамилии, согласно этим преданиям, восходят в конечном счете к одной из этих пяти фамилий. Так, Абаевы (Аbajtæ) причисляют себя к роду Агузовых. К этому же роду относили Томаевых (Тоmаjtæ), Плиевых (Pylitæ), Шавлоховых (Sawloxtæ), Габараевых (Gæbæratæ) и др. К роду Царазоновых относили жителей ряда селений по Алагирскому ущелью: Нузала, Мизура и др. Другие жители этого, а также Куртатинского и Тагаурского (Кобанского) ущелий причислялись к Сидамоновым. К этому же роду принадлежали некоторые фамилии Южной Осетии: Цхурбаевы (Cyxwyrbatæ), Тедеевы (Tedetæ), Биазровы (Biazyrtæ) и др.
Этимологический анализ пяти древнейших фамильных имен представляет несомненный интерес. Имя родоначальника фамилии Сидамоновых, Sidæmon, восходит закономерно к древнеиранскому патронимическому имени * Spitamāna-; ср. авест. Spitama-, пехл. Spitāmān. К роду Spitama принадлежал, по Авесте, великий религиозный реформатор древнего Ирана Зороастр (Заратуштра) . Выходцами из осетинской фамилии Сидамоновых были арагвские эриставы (князья). К своему титулу они добавляли свое фамильное имя Sidamon:Sidamon – Eristavi.
Фамильное имя K’usægon в самом народе толкуется, как производное от k"us "чаша": согласно этногонической легенде, родоначальнику этой фамилии отец оставил в наследие чашу, от чего он и получил имя K’usæg.
На этот раз народная этимология оказалась, по-видимому, на правильном пути. Согласно известной теории Ж. Дюмезиля, чаша в мифологии и фольклоре индоевропейских народов, в частности в легенде о происхождении скифов, рассказанной Геродотом, имеет определенное символическое значение, а именно,— она является символом первой социальной функции, культовой. Смысл данной легенды состоит, стало быть, в том, что фамилия Кусагоновых представляла культовую функцию, из ее среды вербовались в древности священнослужители, жрецы.
Фамильное имя C"æxil, насколько можно судить, более позднего происхождения, чем остальные. В некоторых вариантах предания оно вовсе отсутствует. На иранском материале оно не этимологизируется. Возможно, оно идет не из иранского, а из субстратного, кавказского мира. Остаются фамильные имена Cærazontæ и æghuzatæ. Прежде чем попытаться дать их этимологическое истолкование, следует сказать несколько слов о социальном строе дореволюционной Осетии.
По общему мнению всех наблюдателей и исследователей, в Осетии в новое время (XVIII, XIX, начало XX века), не было среди населения четкого классового расслоения (в отличие, скажем, от Кабарды или Грузии). Только в Дигорском и Тагаурском обществах распознавались черты феодальных отношений. В остальных обществах преобладал родовой строй на разных ступенях его разложения. Но вот что любопытно. Даже в этих «демократических» обществах были фамилии, которые претендовали на особое, благородное, даже «царственное» происхождение. 3. Н. Ванеев пишет: «Осетинским аристократическим фамилиям было свойственно производить свое происхождение от какого-нибудь царя или владетеля». Коста Хетагуров в этнографическом очерке, озаглавленном им грузинским словом «Особа», сообщает, что некоторые фамилии Туальского общества «настаивали на том, что они происходят от разных инородных султанов, беков, ханов, принцев, князей и т. п.». Особенно упорно и настойчиво заявляли о своем «царственном» происхождении представители тех фамилий, которые относили себя к кланам Царазоновых и Агузовых.
К сожалению, ни З. Н. Ванеев, ни Коста Хетагуров не сообщают, от каких именно царей или принцев вели свою генеалогию осетинские «аристократы». Зато у жившего значительно раньше их осетинского культурного и общественного деятеля Ивана Ялгузидзе (1775 – 1830 гг.) в написанной им на грузинском языке поэме «Алгузиани» мы находим на этот счет ясное указание. Говоря о происхождении своего героя, осетинского царя Алгузона, он пишет: Mašin ertis didis, mepis Aughust’ K’eisar berdznisagan gamovidnen misni dzeni mšvemerni… ertis saxeli - Alghuzon.
«Тогда от одного великого царя Августа-Кесаря, грека, произошли прекрасные сыновья... имя одного (из них) — Алгузон». Имя Alghuzon образовано от Alghuz с помощью патронимического форманта -on. А Alghuz - не что иное, как вариант имени Æghuz в уже знакомом нам фамильном имени Æghuzatæ (об этом ниже).
Стало быть, смысл приведенной цитаты состоит в том, что фамилия Æghuzatæ происходит от Августа Кесаря.
Может быть, Ялгузидзе сам сочинил такую генеалогию, чтобы возвеличить своего героя ? Маловероятно, и вот почему. В другом месте Ялгузидзе производит осетинского правителя от библейского царя Давида. В этом случае он просто повторяет грузинскую традицию, согласно которой династия Багратидов вела начало от царя Давида. Ялгузидзе мог бы этим ограничиться: происхождение от царя Давида было достаточно почетным. Но у него были, видимо, другие источники, которые подсказывали ему другую генеалогию – от римских или византийских императоров. Источники, которыми пользовался Ялгузидзе для своей поэмы, убедительно раскрыты покойным академиком Корнелием Кекелидзе. Это, с одной стороны, осетинские народные легенды и предания, а также предания других северокавказских народов, с другой, сведения об Осетии и осетинах, разбросанные в грузинских летописях. Отдав дань грузинским источникам и введя царя Давида в генеалогию осетинских царей, Ялгузидзе обращается затем к осетинским преданиям и здесь находит иную генеалогию, ведущую от Августа Кесаря. Иными словами, предания о царственном происхождении некоторых осетинских фамилий, которые во времена Коста Хетагурова и 3. Н. Ванеева носили уже крайне смутный характер, во времена Ялгузидзе (конец XVIII века) были еще в памяти народа вполне конкретными и недвусмысленно приписывали осетинским «знатным» фамилиям происхождение от византийских или римских императоров. Грузинская династическая генеалогия отражена в формуле: Iessian — Davitian — Solomoniani. Полное заглавие поэмы Алгузиани звучит: Aghuzt’ian – Alghuzian – Rusian – Saragon – C’axiloni. Здесь ясно чувствуется тенденция противопоставить традиционной грузинской царской генеалогии, ориентированной на Библию, осетинскую, ориентированную на «Августа», т. е. на Рим.
Разумеется, такая претенциозная генеалогия не могла возникнуть в новое время, когда Осетия в результате монгольского нашествия утратила свою государственность и превратилась из крупной политической в небольшую этническую единицу. Она была реминисценцией того далекого прошлого, когда аланское объединение было самой значительной политической силой на Северном Кавказе, а его правители чувствовали себя на равной ноге с киевскими князьями, хазарскими каганами, византийскими императорами и грузинскими царями.
Но если Цезарь и Август не выдуманы Ялгузидзе, то уместно поставить вопрос, как должны были называть себя те аланские правители, которые первыми присвоили себе столь почетную генеалогию.
Начнем с «Цезаря».
Тот аланский правитель, который стал претендовать на звание наследника Цезарей, должен был к поздне-латинской форме Caesar прибавить патронимический формант – on и, стало быть, называть себя Cæzaron, т. е. «сын (потомок) Цезарей». С перестановкой согласных z и r Cæzaron должно было превратиться в Cærazon, откуда занимающее нас фамильное имя Cærazontæ:

Нет ли, однако, произвола в том, что мы допускаем здесь перестановку согласных ? Ни малейшего. Подобные метатезы довольно обычны в осетинском. Они наблюдаются как в оригинальной лексике, так и в заимствованной. Так, ævsymær "брат" получилось из *æmsyvær; ærgævdyn "резать" – из *ævgærdyn; gæbatyr "храбрый" – из bæghatyr и мн. др. Метатезы возникают из потребности сделать слова более «удобными» для произношения с точки зрения излюбленных фоносиллабических моделей данного языка. Метатеза *Cæzaron → Cærazon была не только возможна, но неизбежна, и вот почему. Чередование согласных в *Cæzaron: сперва два свистящих звука (c – z), потом два сонанта (r – n), «неудобно» для осетинского. Оно заменено «удобным» ритмичным чередованием: свистящий — сонант — свистящий — сонант (c – r – z – n: Cærazon). Грузинское Tbilisi неизбежно должно было превратиться в русском в Тифлис, потому что в русском нет ни одного слова, начинающегося с группы tb. *Cæzaron неизбежно должно было превратиться в Cærazon, потому что в осетинском нет ни одного слова, начинающегося с группы cæz. Поучительно в этом отношении сравнение с другой аналогичной метатезой. Название сита осетинский заимствовал из грузинского saceri. В дигорском диалекте осетинского мы ожидали бы *saseræ. Но дигорский любит снабжать названия орудий формантом -næ: arghæv-næ "клещи", izaz-næ "рычаг" и др. В результате груз. saceri дало в дигорском sasernæ. Но такая форма не могла долго удержаться. Почему ? Из-за «неудобного» распределения согласных: сперва два свистящих (s – s), потом два сонанта (r – n). Произошла метатеза sasernæ – sarsenæ , и мы получили более «удобное» чередование согласных: свистящий — сонант — свистящий — сонант (s – r – s – n). Форма sarsenæ и бытует сейчас в дигорском.
Итак, с лингвистической стороны возведение фамильного имени Cærazon к *Сæzaron и в конечном счете к латинскому Caesar не может вызвать сомнений. Но вопрос имеет, помимо лингвистического, еще и исторический аспект. Когда и в какой исторической ситуации в определенных кругах осетинской знати могла появиться претензия на «родство» с Цезарями?
Несомненно, это могло иметь место только в домонгольскую эпоху, когда аланское государство настолько консолидировалось, что его правители уже не могли довольствоваться титулом ældar «князь» (алдаров было много). Чтобы поставить себя выше других местных алдаров, правители объединенной Алании нуждались в более престижном, более громком титуле, и они называли себя Cæzaron «наследниками Цезарей».
Нечто подобное происходило и на славянской почве. В раздробленной Руси были «князья», были «великие князья». Когда же наметилось объединение всей Руси под единой властью Московского великого князя, ее правителям понадобился титул, который перекрывал бы «князей» и «великих князей». И тогда-то Иван Грозный, как до него аланские правители, обратился к имени Цезаря: русское царь есть не что иное, как стяженное цезарь. На Руси это произошло в 1547 году. Но в Болгарии правитель Симеон принял титул царя еще в 917 году. Возможно, к этому же времени (X век) относится присвоение аланскими царями наименования Cæzaron. Во всяком случае, в XII веке это наименование уже существовало. Живший в это время осетинский царевич Давид Сослан в стойкой народной традиции неизменно именуется Cærazon.11
Переходим ко второму интересующему нас фамильному имени æghuzatæ «Агузовы». По преданию, родоначальником этой фамилии был некий царь Æghuz. Первая трудность, которая возникает при истолковании этого имени, состоит в том, что оно дошло еще и в другой форме: Alghuz. Ялгузидзе в своей основанной на преданиях поэме употребляет форму Alghuz(on), хотя у него встречается и форма Aghuz. Обе формы, Æghuz и Alghuz, по первому взгляду кажутся вполне осетинскими: Æghuz означает «Бесцветный», а Alghuz —«Разноцветный». Имена довольно странные. Еще более странно, каким образом один и тот же человек мог называться одновременно «Бесцветным» и «Разноцветным». Закрадывается подозрение, что осетинский облик этих имен — одна видимость; что в действительности мы имеем дело с каким-то чужеродным именем, которое было адаптировано в двух разных формах. С заимствованными именами это случается довольно часто. Так греческое geōrgos дало в русском в качестве личного имени ряд сильно расходящихся вариантов: Георгий, Егорий, Егор, Юрий, Гюрги (в древнерусском). В осетинском это имя находим в форме Giorgi, Džiordži, Gewær, Džior, Džer (в названии святилища Džery dzwar), Gergi (в Was-Gergi «святой Георгий»).
Какое же иностранное имя могло дать в осетинском варианты Æghuz (Aghuz) и Alghuz. Мы уже подготовлены к ответу на этот вопрос. Таким именем могло быть только Август, лат. Augustus. Звуковые изменения, превратившие имя Август в Æghuz и Alghuz закономерны для осетинского языка и не требуют никаких произвольных допущений. Смычный g закономерно переходит во фрикатив gh между сонорными. Не удивляет и выпадение u (w) перед g; в самом позднелатинском наряду с формой Augustus находим Agustus, в греческом Agoustos, в сирийском agustus, в грузинском agwisto — название месяца и др. Конечный -t отпал, как в us «женщина» из *ust (ср. множ. ч. ust-ytæ вместо ожидаемого us-tæ), как в is/es «есть» из *ist/est, ср. русс, есть, лат. est, нем. ist и пр., как в xsar «доблесть» из *xsart, ср. авест. xšaυra и др. Переход конечного s в z находим в xsæz «шесть» из xšwas; Batraz имя эпического героя из Batur-as «асский богатырь», lawuz «лепешка» из lavaš, babuz «утка» из babuš, goguz «индейка» из kökÿš и др.12
Появление l в варианте Alghuz также не ставит проблемы. Если в варианте Æghuz сонант w (u) перед g выпал, то в варианте Alghuz он был заменен другим сонантом – l. Аналогичный пример находим в русском, где греч. euthymos дало два варианта , Ефим и Елфим: в одном случае выпадение сонанта w (гр. u), в другом — его замена сонантом l. Колебание w/l наблюдается в осетинском и в других случаях: так осет. ævdiw «черт, бес» в некоторых говорах звучит ævdil.

Схематически вариации имени Август на аланской почве можно представить так:

Известную роль в превращении «Августа» в Æghuz и Alghuz сыграли несомненно и бессознательные адаптационные тенденции, потребность придать чужеродному имени осетинский облик, сделать его из асемантичного семантичным. И хотя «Бесцветный» и «Разноцветный» — не очень убедительные имена, зато они звучат по-осетински, а это главное. На этой почве бывают превращения и покурьезней. Министра Нессельроде называли в народе «Кисель-вроде», а Кос фон Дален превратился в «Козодовлева».
Переключимся теперь от лингвистики снова к истории. Анализ фамильных имен Cærazontæ и Æghuzatæ подтвердил свидетельство Ялгузидзе, что осетинские правители вели свою, разумеется, легендарную, родословную от римских императоров (со времен Октавиана Августа все римские императоры принимали титул «Цезарь» и «Август»). В этой их претензии не было, конечно, ничего оригинального. Во все времена люди, рвущиеся к власти или захватившие власть, чтобы придать видимость законности своему господству, сочиняли для себя фантастические генеалогии и присваивали себе сверхпочетные титулы, звания и регалии. На североиранской почве эта традиция восходит еще к скифам. По рассказу Геродота, часть скифов называли себя «царственными» (basilikoi) и считали остальных скифов своими подданными. Они вели свое происхождение от легендарного царя Колаксая, овладевшего в свое время золотыми предметами, упавшими с неба: плугом, ярмом, секирой и чашей.
Пятью веками позднее Геродота Лукиан говорит о «царственном роде» у скифов (герой его романа скиф Токсарис говорит о себе: «Я не царственного рода»).
Профессор Гарвардского университета известный иранист Ричард Фрай замечает: «Особо следует остановиться на традиции организации власти у кочевых народов, в связи с представлением о царственном племени или роде, главенствующем над остальными. Эту традицию можно заметить не только в сообщении о «царственных скифах», но и в особом положении, которое занимали кушаны в конфедерации племен, завоевавших Греко-Бактрию... По-видимому, и в сарматской среде было племя, которое рассматривалось как «царственное», хотя мы не знаем его названия».
Как называли себя привилегированные группы у сарматов, мы действительно не знаем. А вот про средневековых алан, одном из сарматских племен, мы теперь можем сказать, что в период консолидации аланского государства их правящая верхушка присвоила себе наименование Cærazontæ и Æghuzatæ, т. е. «наследников Цезарей и Августов».
Когда аланское государство было уничтожено монголами, и народ вернулся в догосударственное состояние, эти «царственные» фамилии утратили всякие привилегии и растворились в общей массе народа. Но в их памяти продолжало стойко держаться убеждение, что у них особое, «царское» происхождение. Эту навязчивую идею отметили Коста Хетагуров и З. Н. Ванеев (см. выше).
Стремление аланских правителей обзавестись «царственной» титулатурой могло быть не только продолжением старой, идущей еще от скифских времен традицией, но и результатом подражания некоторым соседним странам с развитой государственной структурой, таким как Парфия и Грузия. Парфянское vispuhr «сын (царского) дома» было званием не только царевича-наследника, но любого члена царской династии. Точно также груз. bat’oni-švili «сын государя» применялось не только к наследному принцу, но к любому представителю царствующей династии Багратидов. Не будет ошибки сказать, что в домонгольский период осет. Cærazon и Æghuzon по своему социальному и политическому значению соответствовали примерно парфянскому vispuhr и грузинскому bat’oni-švili, т.е. указывали на принадлежность к правящему клану.
К домонгольскому периоду относится также, несомненно, грузинский термин особа, которым Коста Хетагуров озаглавил свой превосходный этнографический очерк осетин Туальского общества. Во вводных строках к этому очерку Коста пытается раскрыть содержание этого термина, но так и не раскрывает до конца. Он пишет о «невозвратном прошлом в истории Осетии, которое несет название особа». Далее он поясняет: «По словопроизводству особа грузинского происхождения и может быть переведено выражением «осетинщина».Действительно, формант -оба образует в грузинском имена с абстрактным или собирательным значением: ertoba «единство» от erti «один», dzmoba «братство» от dzma «брат», st"udent"oba «студенчество» и т. п.. Исходя из этого основного значения, ósoba действительно можно было бы переводить «осетинский народ в целом», «осетинство». Но причем тогда «невозвратное прошлое»? Почему с этим термином связывалось какое-то романтическое представление о невозвратном прошлом? Дело в том, что образования на -oba от названий народов (этнонимов) могут иметь, помимо собирательности, еще одно значение: они могут обозначать «время могущества и славы данного народа». Так, в «Толковом словаре грузинского языка» под редакцией проф. Арн.Чикобава, т. IV (1955) на с. 292 под словом tatroba наряду с собирательным значением («tatrebi») дается и такое толкование: «tatrebis bat’onobis dro» («время господства татар»), с иллюстрирующей цитатой из Акакия Церетели. Термин ósoba с этим семантическим оттенком мог относиться только к домонгольской Осетии (Алании) и означал не просто «осетинство», а «время могущества осетин». Отсюда аромат «невозвратного прошлого», который еще чувствовался в этом слове во время Коста Хетагурова.О силе и влиянии средневековой аланской державы мы имеем многочисленные свидетельства в грузинских, армянских, византийских (Константин Багрянородный), арабских (Масуди) и других источниках.
Грузинская хроника «Картлис цховреба» сохранила имена ряда осетинских царей времен «Особа». Они поддерживали дружественные отношения с грузинскими царями, часто и охотно скреплявшиеся династическими брачными союзами. Осетинкой по матери была царица Тамара (1184—1213 гг.). Ее второй муж Давид Сослан был осетинский царевич из фамилии Царазоновых. Как Prince Consort, он показал себя способным полководцем и государственным деятелем. Один из современников писал о нем: :man ovsman mosrna mterni «он, осетин, истребил врагов». Имеются в виду враги Грузии.
Личность Давида Сослана, точнее говоря – его происхождение, стали недавно предметом полемики. Авторы времен Тамары единодушно называют Давида Сослана осетином: «Картлис цховреба», Чахрухадзе, Шавтели и др. Так, историк царицы Тамары Басили пишет: «Был в Грузии сын осетинского царя, воспитанный царицей Русудан, юноша прекрасный по наружности, хорошо воспитанный, мужественный, воин могущественный, рыцарь, не имеющий себе равного...». Такие же сведения дают армянские источники того времени. Так, в приписке-завещании Мхитара Гоша, датируемой 1188 годом, отмечается: «Тамара, дочь царя Георгия, разошлась с первым мужем, русским княжичем, и вышла замуж за человека из Аланского царства, ее родственника со стороны матери, по имени Сослан, которого, после того как он стал мужем Тамары, назвали и Давидом» (цитирую по проф. Тогошвили, см. ниже). Сослан — хорошо известное осетинское имя. Это имя носит, в частности, один из главных героев осетинского народного эпоса «Нарты».
Казалось бы — картина ясная, и повода для дискуссии никакого нет. Но вот грузинский историк и географ XVIII века царевич Вахушти Багратиони, игнорируя показания современников Тамары, предложил для Давида Сослана новую генеалогию: Сослан был внуком царя Георгия II, сыном Дэмэтрэ, и, стало быть, и по отцу и по матери принадлежал к династии грузинских Багратидов.
Естественно думать, что современники Давида Сослана были лучше информированы об его происхождении, чем живший пятью веками позднее Вахушти. Однако, как это ни странно, некоторые новейшие грузинские историки, в том числе покойный С. Джанашия, отнеслись с полным доверием к явно искусственной генеалогии Вахушти с ее прозрачной тенденцией сделать из Сослана Багратида.
Но голос исторической правды должен был рано или поздно восторжествовать. Так оно и случилось. В газете «Вечерний Тбилиси» от 29 сентября 1966 г. появилась статья профессора Иосифа Мегрелидзе «Новые сведения о Давиде Сослане». Приводимые автором данные вновь подтверждают, что Давид Сослан был осетин.
Против И. Мегрелидзе выступил проф. И. Лолашвили, отстаивая лишенную всякого правдоподобия генеалогию Вахушти. Последовал убедительный ответ И. Мегрелидзе (газета G’ignis samqaro — «Книжный мир» от 8 декабря 1971 г.). В 1969 г. юго-осетинский историк Ю. Гаглойти опубликовал статью «Средневековые летописи о Давиде Сослане» (альманах «Литературная Осетия», № 33, с. 120—127). Автор детально разбирает и сопоставляет всю информацию о Давиде Сослане, содержащуюся в средневековых источниках, и приходит к выводу, что причисление Сослана к династии Багратидов лишено всякого основания и что муж Тамары принадлежал к осетинскому правящему роду Царазонидов. Окончательную ясность внесла в обсуждаемый вопрос статья профессора Георгия Тогошвили «Вахушти Багратиони о происхождении Давида Сослана», опубликованная в осетинском журнале «Фидиуаг» № 7, 1978, с. 83—89. Изложив версию царевича Вахушти о Давиде Сослане и его браке с царицей Тамарой, профессор Тогошвили устанавливает, что эта версия не просто повторяет или комментирует свидетельства современников Тамары, а вносит совершенно новые, неизвестные ранее положения, а именно:
1.В Осетии домонгольского периода царствовали не свои, осетинские цари, а боковая ветвь грузинской царской фамилии Багратидов;
2.Давид Сослан был одним из этих «осетинских Багратидов», и, стало быть, его брак с Тамарой был эндогамным, а не экзогамным.
Проф. Тогошвили вынужден констатировать, что эти положения не подтверждаются ни старыми грузинскими, ни армянскими, ни какими-либо другими источниками и представляют плод личного творчества Вахушти.
Не ограничиваясь этим, проф. Тогошвили пытается вскрыть мотивы, которые двигали царевичем Вахушти, когда он создавал свою версию. Оказывается, в этих мотивах не было ничего загадочного, они ясны, как день. «Тамара была самой популярной личностью феодальной Грузии. Популярным деятелем был и Давид Сослан. Не случайно их воспевали прославленные поэты Шавтели, Чахрухадзе, гениальный Руставели. Однако минуло время Тамары. Ушла безвозвратно пора расцвета феодальной монархии Грузии.
Она распалась на три царства и пять княжеств. Еще больше бедствий претерпела Осетия. Она потеряла свою территорию, государственность, а некогда сильная царская династия вовсе исчезла с исторической арены. В таких условиях просвещенных потомков Багратионов, веривших в божественное происхождение своей фамилии, уже не могло удовлетворять простое причисление Давида к осетинской царской фамилии. Потому, во-первых, что уже не существовала ни та Осетия, ни ее царская династия, и потому, во-вторых, что тогда они должны были признать, что с вступлением Давида в брак с Тамарой династия Багратионов по мужской линии прервалась и фактически началась новая династия. Раз нельзя было обойти Давида, оставался один путь – «обагратидить» Давида Сослана».
Приведенные слова профессора Тогошвили нуждаются в одной поправке. Как мы пытались показать, осетинские «царские» фамилии не исчезли. Они продолжали существовать в народных преданиях и в современной действительности под названием Cærazontæ и Æghuzatæ. Но они давно утратили свои привилегии, а их представители превратились в рядовых горцев-крестьян. Поэтому принадлежность Сослана к роду Cærazontæ во времена Вахушти не заключала уже ничего почетного и никак не оправдывала того, чтобы он стал мужем Тамары. Брак, который был равным в XII веке, стал в XVIII веке казаться браком неравным, мезальянсом.
Вахушти Багратиони не мог допустить, чтобы Тамара вышла замуж за «простого» осетина. Надо было задним числом исправить положение. И Вахушти сделал это, как умел. Снять с царицы Тамары пятно мезальянса - вот та высокая цель, ради которой Вахушти и его последователи не остановились перед тем, чтобы «исправить» исторические факты.
«Нас не должно удивлять,— замечает Г. Тогошвили,— появление концепции Вахушти. Удивляет позиция некоторых современных грузинских историков, которые не только не проявляют критического подхода к этой явно ошибочной концепции, а, напротив, пытаются подкрепить ее новыми аргументами». Проф. Тогошвили с удовлетворением отмечает, что ученый такого масштаба, как И. А. Джавахишвили, не поддался соблазну последовать за Вахушти и излагает события в точном соответствии с «Картлис цховреба»: «В 1189 году женихом Тамары был выдвинут потомок осетинских царей, по матери сын дочери грузинских царей Багратионов, царевич Давид. Он воспитывался у тетки Тамары, Русудан, и характер его, отвага и образованность всем были хорошо известны. Поэтому этот выбор одобрили как придворные, так и сама Тамара».
Sapienti sat! После статей И. Мегрелидзе, Ю. Гаглойти и Г. Тогошвили с «багратидством» Давида Сослана можно считать поконченным. Покончено и с никогда не существовавшей «осетинской ветвью» Багратидов. Брак Тамары и Сослана был не эндогамный брак внутри грузинской царской фамилии, а брачный союз двух равных по престижу, но разных по национальности правящих династий, грузинской и осетинской.
Хотя эти положения не нуждаются в дополнительных доказательствах, все же приведу в их защиту еще одно простое соображение. Если бы существовала осетинская ветвь Багратидов и если бы Сослан принадлежал к этой ветви, он называл бы себя Bagraton, а не Cærazon. Звание Багратида было достаточно почетным, и у Давида Сослана не было никаких оснований скрывать его или отказываться от него. Между тем в фамильных преданиях, которыми богат осетинский фольклор, нет и намека на существование царственного рода Bagraton, а Сослан стойко и неизменно зовется Cærazon. Да и старые грузинские источники не дают основания считать, что в Осетии в домонгольский период правила грузинская династия Багратидов. В «Картлис цховреба» осетинские цари упоминаются на каждом шагу, называются по именам, но никогда ни один из них не назван Багратиони.
Подведем итог.
Разбор осетинских народных преданий, а также основанной на этих преданиях поэмы «Алгузиани», с одной стороны, и лингвистический анализ осетинских фамильных имен, с другой, привели нас к выводу, что в домонгольской Осетии две фамилии претендовали на роль правящих династий, Cærazontæ и Æghuzatæ. Встает вопрос, как соотносились между собой эти две фамилии? Были ли они двумя ветвями какого-то одного древнего знатного рода? Или это были две соперничающие между собой самостоятельные династии, присвоившие себе в своей честолюбивой амбиции одна — наименование «Цезаревичей» (Cæzaron — Cærazon), другая — «Августовичей» (Æghuzon, Alghuzon) ? Для ответа на эти вопросы нет точек опоры. В поэме «Алгузиани» находим загадочный намек: «Сослан соблазнил других сказывателей». Не следует ли это понимать так, что были сказители, воспевавшие подвиги Сослана из рода Cærazon, тогда как автор «Алгузиани» считал достойным воспевания только царя из другой фамилии, Alghuzon. Но это – всего лишь догадки.

Комментарии

1. В целях единообразия и этимологической наглядности весь привлекаемый языковой материал дается в одной и той же латинской транскрипции.
2. Весь относящийся сюда фольклорный материал изложен и прокомментирован в небольшой, но весьма содержательной книжечке покойного осетинского историка Захария Николаевича Ванеева «Народные предания о происхождении осетин», Цхинвали, 1956. Автор справедливо считает, что предания эти отражают древнюю традицию и имеют историческую основу.
3. Абаев В. И. Скифский быт и реформа Зороастра. «Archiv orientálni», 1956, XXIV 51; также: История иранского государства и культуры, М., 1971, с. 271—277; также: Историко-этимолог. словарь ос. языка, Л., 1979, с. 102—105.
4. «Эриставы Арагвские были из фамилии князей Сидамоновых» (Акты Кавказской Археографической Комиссии, т. VII, с. 348, 375).
5. Ванеев 3. Н. Цит. соч., с. 4
6. См., например, G.Dumézil. Mythe et épopée, 1968, с. 446—452.
7. Ванеев 3. Н. Цит. соч., с. 4.
8. Коста Хетагуров. Собрание сочинений, М., 1960, т. IV, с. 315.
9. Цитирую по изданию Мосе Джанашвилив XXII выпуске «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа», Тифлис, 1897.
10. Kartuli lit’erat’uris ist’oria, том II, часть 2.
11. История повторяется. В новое время правители объединенной Германии также приняли титул Цезарей (Kaiser). Сходная судьба была у имени франкского короля Карла Великого. Его имя стало в славянских и венгерском нарицательным в значении верховного правителя: ст. слав. краль, русс, король, венг. király.
12. Историко-этимол. словарь ос. языка, т. I, с. 230, 240—241, 522;т.II, с. 15.
13. Абаев В. И. О вариативности сонантов.«Folia linguistica», Hague, tomus VI, 1973, р. 191.
14. Ричард Фрай. Наследие Ирана. М., 1972, с. 217
15. Nous voyons, que “fils de la maison” ne s’applique plus á un personage unique, le prince héritier, fils du rois, mais une classe de prince royaux (E. Benveniste. Titres et noms propres en iranien ancient. Paris, 1966, p. 24)
16. Коста Хетагуров. Собрание сочинений. М.,1960, том IV, с. 311.
17. Ак’ак"i Šanidze. Kartuli enis gramat’ik’is sapudzvlebi. 1973, I, 130—131.
18. Данное употребление форманта -oba в какой-то мере сопоставимо с использованием этого же форманта в названиях праздников: Giorgoba «праздник св. Георгия» Mariamoba «Праздник Успения Богоматери» и т. п.
19. Картлис цховреба/ Изд. С. Каухчишвили, Тбилиси, 1942, cc, 17, 19, 27, 28, 35, 103, 165, 184, 196, 214, 242.
20. «Басили, историк, царицы Тамары»/ Перевод с грузинского В. Д. Дондуа Памятник эпохи Руставели. Л., 1938, с. 46.
21. Статья вышла позднее во французском переводе в издающемся в Париже журнале “Bedi Kartlisa” t. XXIII – XXIV, 1967, с. 125—135, под заглавием «Notice sur les épitaphs de David le Constructeur et la reine Tamar. – Nuovelles données sur David Soslani»

Литературная Осетия, 1987, № 69

Печатается по изданию: В.И.Абаев, “Избранные труды. Религия, Фольклор, Литература.” Издательство “ИР”, г.Владикавказ 1990 г.

Ссылка: http://www.alanius-iron.ucoz.ru/index/0-18